Гомель, Гомель ̶ калитка моей души. Бывало, усталый и озабоченный, возвратясь после долгой разлуки, откроешь эту калитку. Родные окна улыбнутся тебе. Полуистёртый порожек торопится навстречу. Сейчас откроешь дверь. Привычные запахи обволокут и самые близкие люди с добрыми словами и объятиями приветят тебя. Вот это и есть счастье. В начале врачебной карьеры, работая борт-анестезиологом и мотаясь по всей области, я часто пользовался этой калиткой. Помню, с областным хирургом Иваном Марковичем вылетали по срочному вызову. Наш фанерный лайнер по кличке «кукурузник» собрался бодать небеса с маленького пятачка в центре города. Ведь настоящий современный аэродром будет построен за городом намного позже. Пилот, готовый ко взлёту, вцепился в штурвал. Хирург уселся рядом. А третьего места для меня не оказалось. Вроде нужен хирургу. Даже очень. А свободного места нет. Есть только заляпанные медицинские носилки за спиной моего старшего коллеги. На них и пришлось взгромоздиться. Горизонтально.

Самолёт задрожал и, мелко подпрыгивая, двинулся вперёд. Вместе с ростом скорости дрожь участилась. Но и оторвавшись от земли, мы не перестали вибрировать.

Осознав, что мой полный подпрыгивающий желудок может не выдержать романтики полёта, пришлось приказать себе уснуть. Видимо, подобные толчки и покачивания организм запомнил с раннего детства как сильное убаюкивающее средство. Скоро я уснул, и все неприятности прекратились.

Через некоторое время глянул вверх и увидел озабоченное лицо Иван Марковича. Он крепко держал меня за голову.

– В чём дело? – удивился я. – Решили отвинтить её, что ли?

– Как раз наоборот, – возразил он. – Самолёт так мотал вашу голову, что я побоялся остаться без анестезиолога. Ничего личного. Только производственный интерес. – И он повернулся ко мне спиной.

Вдруг в салоне стало темным-темно. Вошли в грозовой фронт. Потом снаружи грозно громыхнуло. Мотор кашлянул и замолчал. Секунду, вторую, третью царила мёртвая тишина.

– Ну всё, – подумал я. – Полный… капец. Умру молодым героической смертью. Поставят ли нам памятник перед больницей?

Однако, памятник, не родившись, внезапно испарился. Мотор заработал, и я снова уснул. Проснулся, видимо, оттого, что изменился его звук. Шли на посадку. Вдруг самолёт взвыл и снова поднялся ввысь. Сели со второй попытки. Оказалось, что через всё лётное поле рабочие недавно прорыли траншею, в которую мы чуть не грохнулись.

Пока «УАЗик» вёз нас к больнице, я удивлённо думал о превратностях судьбы. Дважды погибнуть за один день – слишком много для любого супергрешника. За что мне такие почести? Может мой попутчик отличился?

Больной уже лежал в операционной, привязанный к столу. Оно и правильно. Транспортировку в Гомель, при остром желудочном кровотечении, он мог не перенести. Операция на месте значительно повышала его шансы на жизнь. Правда, смущал дефицит донорской крови.

Иван Маркович отдал распоряжение старшей медсестре обзвонить все ближайшие больницы в поисках донорской крови. Авось найдут. С тем и начали операцию. Окончилась она в полночь. Местные хирурги также старались, в качестве ассистентов. В две руки такие дела не делаются.

Больного, с капельницами и дренажами, препроводили на его место, я сел писать назначения. Но тут меня пригласили в кабинет зав. отделением. Там на двух сдвинутых вместе столах, укрытых стерильными простынями, услаждало взоры разнообразное пищевое великолепие. А в центре – запотевшая бутылочка «Столичной». У меня даже слюнки потекли.

Однако оказалось, что такая честь не для меня. Прямо в кабинет позвонила главврач ближайшей участковой больницы. Её муж в тяжёлом состоянии попал в их больницу с нетерпимыми болями за грудиной. С лекарствами у них напряжёнка и с капельницами тоже. Гомельчане посоветовали пригласить меня на консультацию. Их машина – на подъезде.

Срочно раскурочили местную аптеку. Для меня завернули в бумагу по куску из каждой тарелки. И – в путь по местным ухабистым дорогам. Вызов оказался незряшным.

Возвращался тоже на «УАЗике» – ровеснике нашего «кукурузника». Зябкий ветер хозяйничал в салоне. Съёжился, скукожился, поджав ноги к животу, на многострадальных брезентовых носилках. Укрылся валявшимся в углу каким-то матрасом и провалился в здоровый сон.

Проснулся. Глянул в окно. Впереди – Гомель, родной и любимый. Повеселел. Стало тепло на сердце, а от него – в салоне. Я уж почти дома. Правда, домой я попаду, в лучшем случае, лишь завтра после обеда. Ведь сегодня у меня суточное дежурство, которое уже началось утром. А потом – обычный рабочий день. /График – это закон. С ним не поспоришь./ Но здесь и родные стены помогают. И понимающие ребята – коллеги. Поспать мне удалось за неблизкую дорогу. Пищи с собой – в избытке. Что ещё нужно человеку для выполнения своих трудовых обязанностей? Сейчас отзвонюсь домашним – и в операционную. Да здравствует наша привычная медицинская романтика!